От редакции «Брестского курьера»
Эти воспоминания о Первой мировой войне год назад были опубликованы в журнале «Звезда» (Иосиф Ильин. Дневник. №7 2015 г.). В них содержатся фрагменты о пребывании автора в Брест-Литовске, что представляет особый интерес для нас. Предлагаю Вашему вниманию эту публикацию в сокращении. Тем более что они написаны хорошим слогом, а его дочь, вернувшаяся в СССР, стала известной писательницей, супругой профессора-лингвиста А.Реформатского. Некоторые оценочные моменты явно носят стилистику той эпохи, поэтому просим воспринять это благосклонно и без излишних эмоций. Пояснения по некоторым персоналиям (Николай Николаевич и прочие) Вы сможете отыскать в интернете.
ИЛЬИН Иосиф Сергеевич (1885 Москва – 1981 Веве, Швейцария) - русский военный, автор воспоминаний. С 1908 служил поручиком в артиллерийской бригаде. В начале Первой мировой войны был ранен в руку и получил контузию. После ранения в боях не участвовал, был зачислен на нестроевые или тыловые должности. Участник гражданской войны на стороне Белого движения. Полковник. В эмиграции после 1920. Жил в Харбине. Служил на Китайской восточной железной дороге, читал лекции в Институте японо-русского общества. Работал в эмигрантской газете «Русский голос», в 60-е годы в США в калифорнийской газете «Русская жизнь», в русскоязычном «Новом журнале», в парижской «Русской мысли». В 1937 году передал свои «Воспоминания биографического характера» в архив эмиграции в Праге. Последние годы жизни провёл в Швейцарии.
Подъезжаем к Смоленску. Начиная от Тулы, идут дожди. В Тульской губернии нет ни снежинки, а тут тепло, как весной. Над землей стоит туманная дымка, да изредка кое-где сереет талый снег. Неужели и дальше так будет? Стоило брать с собой теплые вещи?!
В соседнем отделении все продолжают выпивать и играть в карты - веселятся, иначе говоря. Но, видимо, делается все это больше для того, чтобы не думать о будущем и о том, что впереди ждет каждого.
Сколько ни всматриваюсь, никак не могу увидеть ни у кого желания не только пылкого, а даже скромного ехать на позиции вторично. Не знаю, чем это объяснить - может быть, тем, что все уже раз ранены и это психология людей, которые были ранены?.. Кадровые офицеры сдержаннее и молчаливее, они обязаны, это их долг - война, но те, кто из запаса и прапорщики, те проще и меньше стесняются высказывать свое мнение и свое настроение.
Поезд остановился на какой-то станции, и я воспользовался случаем, чтобы написать домой письмо, а то каракули просто невообразимые.
Послезавтра будем в Бресте. Там как будет, Бог его ведает - куда пошлют, как пошлют? Сейчас трогаемся дальше. Поручик - мой визави - тоже занят писанием писем.
Сейчас стоим в Барановичах, где кормим нижних чинов. Пища очень хорошая на всех продовольственных пунктах, и я сам с удовольствием ем. Вчера встретили огромный поезд с пленными австрийцами - оборванные, голодные, бросались к нам за хлебом, из-за которого дрались.
Пришлось кричать на них. Я и подпоручик из нашего отделения, который спит наверху, раздавали им папиросы - сыпали в шапки, которые они подставляли - ужасно жалкий вид. Уже второй день не видно ни снежинки. Голубое небо, как в начале августа. Яркое солнце. Совершенно нельзя сказать, что на носу декабрь. Ночью будем в Бресте.
Приехали в Брест. Сейчас думаю съездить на Центральный вокзал. Вчера в Барановичах простояли четыре часа. Осмотрели этот городишко. В Барановичах ставка. Живо вспомнился Николай Николаевич. Говорят, Янушкевич страшнейший юдофоб и всякую неудачу приписывает «жидам»…
Здесь очень большой затор, и потому мы, верно, простоим два-три дня, пока с нами разберутся. Сначала наше положение не было выяснено, и мы, прибыв вчера в восемь часов утра, стояли в четырех верстах от вокзала, думая, что нас отправят скоро дальше.
Я взял номер специально, чтобы выспаться на чистом белье и сходить в баню, откуда и вернулся час тому назад. Баня под названием «дивизионная» крепостного гарнизона очень хорошая и благоустроенная, и я сижу сейчас, пью чай и блаженствую, особенно при мысли о кровати после шести ночей на лавке в третьем классе. На вокзале все искал Мишин поезд, но вместо него и Вани встретил Колю Поливанова, поезд которого с час как пришел. Мы с ним расцеловались, болтали, и я осмотрел поезд и раненых - необычайно много обмороженных. Целых 17 суток лежали в окопах, а одну ночь стояли в болоте по колено - к утру вода в болоте замерзла. Есть раненые немцы-гвардейцы: рослый, здоровый народ, настроены скорее добродушно, но один был угрюм и мрачен. Один, высоченного роста, ранен в грудь навылет и все время харкает кровью; сестра говорила, что будь он послабее, такой раны бы не перенести.
Коля сообщил мне, что Миша до моего приезда за час поехал на Радом и дальше за ранеными.
Мы много хохотали, когда я рассказал, каким героем Миша приезжал в Пензу.
«И ведь все врет, нигде он не был», - смеялся Поливанов.
«А вот роман у него там со старшей сестрой, это верно, - говорил Коля. - Но кажется, что среди наших дворянских поездов такой, как Мишин, единственный».
Мы простились, потому что Коля спешил получать мясо, а потом поезд отправлялся на Гомель.
Прочел в «Новом Времени», что убит Амбразанцев. Бедняга, хороший человек он был. Теперь осталась одна его сестра в Новоспасском.
Брест - маленький, почти исключительно еврейский городок. Сегодня суббота, все закрыто, извозчиков почти нет, т. к. из 157-и - 130 евреи. Между прочим, впервые видел еврея на козлах. Их здесь, этих извозчиков, два сорта: одиночки и парные фаэтоны. Лошади - кожа и кости. Подхожу к одному: «У тебя, пожалуй, лошадь сдохнет, не довезешь?!» - «Ну ви развэ купить хотите - что-о?!» - «Нет, мне надо ехать». - «Ну тогда садитесь, а там ми увидим, что-о?»
Погода тут удивительная, 8–10 градусов тепла. Это особенно кажется диким после глубокого снега, охоты на лис. Оказывается, что здесь вообще зимы не бывает почти, а о санях никто и не думает.
За неделю до нашего приезда тут разыгралась целая трагедия и сюда экстренно приезжал Николай Николаевич. Об этом запрещено писать и стараются держать в секрете. Взорвалось 80 тыс. снарядов, погибло около 500 человек, целая рота сапер с офицерами, которых недавно хоронили. Взрывы шли последовательно, начиная с 8 утра до 5 час. вечера. В городе полопались почти все стекла, а из крепости сыпались осколки; большинство в панике бежали в поле за город. К счастью, все склады и погреба с пироксилином уцелели и не детонировали, иначе, как рассказывал мне один офицер, от города, жителей и крепости не осталось бы и следа. На станции как раз в это время, когда начались взрывы, стоял целый состав, груженный пироксилином, и лишь благодаря находчивости начальника станции и храбрости машинистов его вывезли, а то бы и весь вокзал ахнуло.
Говорят про злой умысел, т. к. здесь будто бы имеются шпионы, и всюду бросаются в глаза плакаты: «Остерегайтесь шпионов. За поимку вознаграждение тысячу руб.». Предполагают, что под видом солдата шпион прошел к складу, где работало много нижних чинов. Но, разумеется, ничего точно не известно, и все одни лишь предположения.
Пищу к разным кривотолкам дает еще и то, что комендант тут генерал Лайминг. Как все-таки много у нас немцев! В этот день, когда начались взрывы, он был на вокзале, где его с музыкой провожали, т. к. он уезжал куда-то на войну, получив новое назначение. Однако уехать он не успел, т. к. загрохотали взрывы.
Из дому ничего пока нет, а поручик получил на вокзале телеграмму, которая, правда, шла три дня, но успела как раз к нашему прибытию.
1914 год. Декабрь
Вот и декабрь. Эшелон уходит завтра или послезавтра.
Мы же, несколько офицеров, поедем самостоятельно в Холм, где получим предписание, т. к. у нас нет наших нижних чинов и мы можем самостоятельно проехать. Остальные же с командами из Холма отправятся разыскивать части.
Мой поручик уезжает с эшелоном. Пока же мы с ним гуляем. Номер в гостинице я снял пополам с прапорщиком Бурским, который вчера что-то расхворался и вчера ездил в местный госпиталь. Он целыми днями лежит, мало говорит и производит впечатление какого-то «рамоли».
Гостиницы тут нечто ужасное. Евреи нагнали цены невероятные. Мой номер раза в три меньше пензенского, с поломанным диваном и колченогими стульями, пыльный и грязный, с клопами и пр. прелестью, стоит 2 руб. 25. В мирное время здесь дороже рублевых номеров и вообще-то не было. И несмотря на это, везде все полно. Нет сомнения, что, будь на месте евреев русские, было бы то же самое, дело не в национальностях, а в том, что у нас нет ни порядка, ни системы. И цены, и вся жизнь, все должно было бы быть строго распределено и установлено в известном распорядке.
Бурский меня покинул. У него оказался сильнейший ревматизм, и доктор забрал его в госпиталь. Эшелон уходит завтра, завтра и я поеду в Холм.
Собираю все газеты и журналы, чтобы привезти на позиции, там, верно, в этом недостаток…
Семья Ильиных. Харбин, 1926. Иллюстрация из книги
То, что представители рода Ильиных не были обойдены литературным талантом, хорошо известно. Вспомним хотя бы Наталью Иосифовну Ильину, чьи фельетоны так любил Твардовский и с которой дружили Александр Вертинский и Корней Чуковский. В своих воспоминаниях «Время и судьбы», открывшей для советского читателя мир эмиграции в русском Харбине, она оставила такой портрет своего отца, Иосифа Сергеевича Ильина (1885-1981), офицера царской армии, потом эмигранта: «Невоздержан был этот человек. Только что вырвавшийся из братоубийственной войны, невоздержан в страстях своих. Первые годы харбинской жизни он еще не снимал полувоенной формы – защитного цвета гимнастерки с глухим воротом, подпоясанной ремнем...»
Впоследствии Ильина не раз вспоминала об атмосфере «ущербности, безвыходности, тоски», царствовавшей среди российских изгнанников на китайской земле. Тень отца-белогвардейца, доживавшего свой век в Швейцарии, всегда висела над советской писательницей Ильиной, вернувшейся из Харбина в СССР еще в 1948 году.
И вот сегодня внучка Иосифа Ильина, живущая в Париже неутомимая подвижница русской культуры Вероника Жобер выпустила эту книгу. Диву даешься, как записки эти вообще уцелели в огне революции и Гражданской войны, в бесчисленных переездах по России и Китаю. Еще до Второй мировой Ильин передал их в Русский заграничный архив в Праге, который после 1945 года был перевезен в СССР и ныне хранится на Пироговке, в Государственном архиве РФ. Именно там их нашла и подготовила к изданию Вероника Жобер.
Итак, прежде всего перед нами дневники, написанные ясной русской прозой. Написаны они в «окаянные дни», времена, тьма которых так пугает сегодня. Слишком пугающе похожи порой бывают события прошлого и настоящего: «Дорога шла сначала небольшим леском, потом полями. Необычайно было красиво, когда блеснула стальная гладь Волги. Что за река! Глядя на эту ширь, как-то не верится ни в революцию, ни во все это безобразие. И вот среди этой родной, русской, самой прекрасной в мире природы чувствуешь отчетливо каким-то подсознательным чутьем, что надвигается что-то громовое, неотвратимое, давящее, тяжелое».
Перед нами – большое полотно жизни русского офицера от Первой мировой до приезда в Харбин в начале 1920 года. И везде – четкая, без всяких умолчаний правда о том, что он видел во время скитаний по России, которые привели его сначала к Колчаку, потом в Китай: «Большая комната, скорее зал был наполнен солдатней самого гнусного вида. Солдаты расстегнутые и с хамскими лицами. Курят и плюются. Какой-то докладчик с фронта, чиновник военного времени, говорил с трибуны, почему немцы застали врасплох нашу дивизию и передушили газами. По его мнению, вся вина была на начальстве, которое умышленно решило не предупреждать готовящегося наступления… Мне таки хотелось выступить и сказать, что вся эта банда, которую он называл дивизией, забросила противогазы и на предупреждения офицеров отвечала, что немцы теперь скоро заключат мир».
Вместе с Ильиным мы оказываемся на фронтах Первой мировой в Польше и Галиции, пробираемся сквозь охваченную смутой Россию на Восток, видим непридуманные сцены беспрерывного насилия, расстрелов и грабежей среди всеобщего одичания. На страницах дневников мелькают и известные исторические фигуры – Деникин, Набоков, Унгерн, конечно, Колчак, которым Иосиф Сергеевич просто восхищается. Он не стесняясь пишет о потере достоинства многими офицерами, о том, что большевизм обусловлен прежде всего русской действительностью и не надо обвинять кого-то третьего. Завершаются «Дневники Иосифа Ильина» рассказом о последних днях в России у китайской границы: «Смотрели церковь, построенную руками декабристов, иконы, написанные ими самими, потом дом, где они жили, и их могилы… Вот люди, которые наивно революцией думали принести пользу и спасение России. Спасение от чего, спрашивается. Вот если бы они могли встать из гроба и поглядеть на дело рук своих, на всходы, которые дали зерна, ими брошенные…» Лучше и не скажешь.
Чтобы сузить результаты поисковой выдачи, можно уточнить запрос, указав поля, по которым производить поиск. Список полей представлен выше. Например:
Можно искать по нескольким полям одновременно:
Логически операторы
По умолчанию используется оператор AND
.
Оператор AND
означает, что документ должен соответствовать всем элементам в группе:
исследование разработка
Оператор OR означает, что документ должен соответствовать одному из значений в группе:
исследование OR разработка
Оператор NOT исключает документы, содержащие данный элемент:
исследование NOT разработка
Тип поиска
При написании запроса можно указывать способ, по которому фраза будет искаться. Поддерживается четыре метода: поиск с учетом морфологии, без морфологии, поиск префикса, поиск фразы.
По-умолчанию, поиск производится с учетом морфологии.
Для поиска без морфологии, перед словами в фразе достаточно поставить знак "доллар":
$ исследование $ развития
Для поиска префикса нужно поставить звездочку после запроса:
исследование*
Для поиска фразы нужно заключить запрос в двойные кавычки:
" исследование и разработка"
Поиск по синонимам
Для включения в результаты поиска синонимов слова нужно поставить решётку "#
" перед словом или перед выражением в скобках.
В применении к одному слову для него будет найдено до трёх синонимов.
В применении к выражению в скобках к каждому слову будет добавлен синоним, если он был найден.
Не сочетается с поиском без морфологии, поиском по префиксу или поиском по фразе.
# исследование
Группировка
Для того, чтобы сгруппировать поисковые фразы нужно использовать скобки. Это позволяет управлять булевой логикой запроса.
Например, нужно составить запрос: найти документы у которых автор Иванов или Петров, и заглавие содержит слова исследование или разработка:
Приблизительный поиск слова
Для приблизительного поиска нужно поставить тильду "~ " в конце слова из фразы. Например:
бром~
При поиске будут найдены такие слова, как "бром", "ром", "пром" и т.д.
Можно дополнительно указать максимальное количество возможных правок: 0, 1 или 2. Например:
бром~1
По умолчанию допускается 2 правки.
Критерий близости
Для поиска по критерию близости, нужно поставить тильду "~ " в конце фразы. Например, для того, чтобы найти документы со словами исследование и разработка в пределах 2 слов, используйте следующий запрос:
" исследование разработка"~2
Релевантность выражений
Для изменения релевантности отдельных выражений в поиске используйте знак "^
" в конце выражения, после чего укажите уровень релевантности этого выражения по отношению к остальным.
Чем выше уровень, тем более релевантно данное выражение.
Например, в данном выражении слово "исследование" в четыре раза релевантнее слова "разработка":
исследование^4 разработка
По умолчанию, уровень равен 1. Допустимые значения - положительное вещественное число.
Поиск в интервале
Для указания интервала, в котором должно находиться значение какого-то поля, следует указать в скобках граничные значения, разделенные оператором TO
.
Будет произведена лексикографическая сортировка.
Такой запрос вернёт результаты с автором, начиная от Иванова и заканчивая Петровым, но Иванов и Петров не будут включены в результат.
Для того, чтобы включить значение в интервал, используйте квадратные скобки. Для исключения значения используйте фигурные скобки.
Дата размещения новости: 16.03.2017
В конце 2017 года в Москве в издательстве «Книжница/Русский путь» вышла книга «Скитания русского офицера. Дневник Иосифа Ильина. 1914-1920» под редакцией его внучки Вероники Жобер, заслуженного профессора Университета Сорбонны.
Иосифа Сергеевича Ильина мы считаем своим земляком. В селе Самайкино под Сызранью (ныне Новоспасский район Ульяновской области) было имение его жены Е.Д. Воейковой, где подолгу жила семья Ильиных. Там они встретили революцию, оттуда их путь лежал в Харбин. Спустя почти сто лет, обнаружив в российском архиве дневник деда, Вероника Жобер проделала колоссальную работу: перенесла рукопись в 500 страниц на электронный носитель, подготовила примечания, нашла издателя. Так она увековечила И.С. Ильина, подарив ему вторую жизнь.
В аннотации Вероника Жобер пишет: «Дневниковые записи русского офицера Иосифа Сергеевича Ильина (1885, Москва - 1981, Веве, Швейцария) охватывают 1914-1920 годы — переломный период истории России XX века. Яркое эпистолярное свидетельство запечатлело ужасы Первой мировой войны, роковые перемены, повлеченные Февральской и Октябрьской революциями 1917 года, участие автора в Гражданской войне на стороне белых, великий исход российских изгнанников через Сибирь вместе с армией Колчака… Описание этапов драматического жизненного пути, выпавшего на долю будущих эмигрантов, оказавшихся в Маньчжурии, перемежается картинами природы и философскими размышлениями Ильина о смысле жизни и о будущем России, не потерявшими актуальность по сей день».
27 февраля 2017 года в Москве в Доме русского зарубежья им. А. Солженицына при непосредственном участии Вероники Жобер состоялась презентация книги. Она уже поступила в библиотеку музея и Дворец книги.
7 марта отметила свой 100-летний юбилей симбирская уроженка, эмигрантка первой послереволюционной волны, парижанка Ольга Иосифовна Ильина-Лаиль. Летом 1918 года она годовалым ребёнком вместе со старшей сестрой Наталией (писательница Н.И. Ильина) была увезена родителями Иосифом Сергеевичем Ильиным и Екатериной Дмитриевной Воейковой-Ильиной из родового симбирского имения при селе Самайкино (ныне Новоспасский район Ульяновской области) в далёкий китайский город Харбин. Там прошло её детство и юность в нищете и лишениях.
Выйдя замуж, Ольга Иосифовна жила в Лондоне и Париже, воспитывала дочерей Веронику (В. Жобер, заслуженный профессор Сорбонны и большой друг музея) и Екатерину. В 1947 году её сестра Наталия Иосифовна Ильина вернулась в Россию, к ней из Шанхая вскоре перебралась Екатерина Дмитриевна. В 1961 году Ольга Иосифовна впервые побывала в Советском Союзе в Москве, чтобы встретиться после долгой разлуки с родными. С тех пор она стала часто бывать в нашей стране. В Париже организовала благотворительный комитет в помощь одному из московских детских домов, куда ежегодно перечислялись деньги.
В 2002 году она, посетила Ульяновск. «Это была моя заветная мечта - увидеть места, где я появилась на свет», - сказала она при встрече. Последний раз Ольга Иосифовна приезжала в наш город в июне 2012 года в дни 200-летнего юбилея И.А. Гончарова. Ей было 95 лет! Живая и энергичная, всегда подтянутая, интересующаяся всем и вся - она своим видом внушала оптимизм всем, кто присутствовал на праздничных мероприятиях. Ольга Иосифовна - автор двух книг мемуаров: «Восточная нить» (2003) и «Восток и Запад» (2007). А в фонды нашего музея от её семьи поступили материалы дворян Ильиных и Воейковых Мы поздравляем Ольгу Иосифовну с юбилеем и желаем ей здоровья.
Вероника Жобер . Из Селищ в Харбин
Дневник Иосифа Ильина
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
Указатель имен
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ
В 2014-м была годовщина начала Первой мировой войны - как ее называют в Европе, «забытой войны» для России, а также столетие со дня рождения Наталии Иосифовны Ильиной. Тогда же вышел частично в журнале «Октябрь» дневник ее отца, моего деда, Иосифа Сергеевича Ильина, а спустя некоторое время в «Звезде» были опубликованы его воспоминания за 1914–1916 годы. И вот теперь, благодаря издательству «Русский путь», мне дана возможность издать полностью все то, что автор назвал «воспоминаниями биографического характера» за 1914–1920 годы. Это рассказ очевидца немаловажных исторических событий, наделенного острым даром наблюдения и обладающего несомненным литературным талантом. Накануне предстоящих годовщин, целого ряда столетий: двух революций 1917 года, Февральской и Октябрьской, Брестского мира, поражения Германии в ноябре 1918 года, начала Гражданской войны, великого исхода колчаковской армии - эта книга должна заинтересовать широкий круг читателей в России.
Иосиф Сергеевич Ильин (1885, Москва - 1981, Веве, Швейцария) прожил, как ему предсказывала французская гадалка в Петербурге, долгую жизнь, часть которой пришлась, как он сам считает, «на самый интересный и грандиозный период в жизни русского народа». Современный читатель, который знает историю страшного для всего мира и в особенности для России ХХ века, вероятно, удивится пафосу и оптимизму таких эпитетов, но согласится с тем, что записки очевидца того времени представляют несомненный интерес.
Данная публикация на самом деле настоящий дневник Ильина тех лет, насчитывающий 463 страницы, хранящийся теперь в Государственном архиве Российской Федерации. Как известно, многие русские, попавшие в эмиграцию после Октябрьской революции 1917 года, посылали свой личный архив в Прагу. Осенью 1937 года Ильин сумел переправить туда из Харбина свои дневники за 1914–1937 годы. А очутился он в Маньчжурии 3 февраля 1920 года, после шести лет невероятных мытарств, начавшихся с мобилизации 1914 года. Иосиф Сергеевич прожил долгие, оказывается, годы в эмиграции в Маньчжурии. Отметим сразу иронию судьбы: он оказался в эмиграции в том самом городе, о котором, как он записал 8 января 1916 года, он не имел никакого понятия.
Эти дневниковые записи, начатые более ста лет назад, в 1914 году, написанные по свежим следам знаменательных исторических событий, свидетелем которых он оказался, на самом деле бесценны: изложенным в них фактам и комментариям, записанным молодым еще человеком, можно верить как правдивому и непосредственному свидетельству. Видимо, Ильин отредактировал свои записки уже в Харбине, прежде чем отправить в Прагу. В 1938 году он пишет: «Теперь в архиве хранятся мои дневники с 1914 г. по 1937 г. <...> Я перед собой не скрываю, что я горд этим и чувствую глубокое нравственное удовлетворение, что после себя оставляю этот документ».
Наличие множества архивных материалов, нередко частного происхождения, которые стали доступны и публикуются теперь в России, доказывает, что представители эмиграции первой волны прекрасно понимали цену таким документам и всячески старались их сохранить, несмотря на все превратности судьбы. Кроме Иосифа Сергеевича, вспомним его жену, которая берегла как зеницу ока письма своей матери, Ольги Александровны Толстой-Воейковой. И диву даешься, каким чудом все уцелело! Ведь эти письма, начиная с 1920 года вплоть до октября 1936-го, когда скончалась теща Иосифа Сергеевича, кочевали по разным сперва харбинским, затем шанхайским тесным квартирам, жалким комнатам в пансионах, пережили японскую оккупацию Маньчжурии (с 1931 года), переезд в Шанхай и разразившуюся Вторую мировую войну, наконец, наступление коммунистического маоистского режима. В 1954 году они были благополучно привезены Екатериной Дмитриевной Ильиной из Китая в Москву в сундуке, набитом семейным архивом, что вызвало негодование дочери Наталии Иосифовны. Вместо этого бумажного хлама (так ей тогда казалось) она надеялась найти ценные, особенно в то время, шубы и другую одежду, годную на продажу или обмен.
Об Иосифе Сергеевиче Ильине известно в России, в частности, из автобиографической прозы его старшей дочери, писательницы Наталии Иосифовны Ильиной. Наталия Ильина, приступившая после сатиры к новому для нее жанру, биографической прозе, написала об отце уже после его смерти: «...Я никогда о нем не говорила. <...> Всем же было известно, что он нас оставил, когда мы с сестрой были еще школьницами, нам не помогал, мать билась одна, ей все сочувствовали (“труженица, героиня”), нас с сестрой жалели, нам это казалось унизительным, об отце, о неудачной семейной жизни родителей говорить не хотелось, но и без нас все всем было известно…» Тем не менее через столько-то лет, пытаясь восстановить его облик, писательнице удалось, кажется, несмотря на накопившуюся обиду, обрисовать беспристрастный портрет. «Невоздержан был этот человек, только что вырвавшийся из братоубийственной войны, невоздержан “в страстях своих”! Первые годы харбинской жизни он еще не снимал полувоенной формы - защитного цвета гимнастерки с глухим воротом, подпоясанной ремнем, зимой носил охотничью куртку, на вешалке в передней висела его офицерская фуражка. Маньчжурскими зимами, малоснежными, с ледяными ветрами, ходил с непокрытой головой (темные волосы бобриком, позже - косой пробор), чем обращал на себя всеобщее внимание. Был он строен, спортивен, моложав, шутник, остряк, душа застолий...»
Младшая дочь Иосифа Сергеевича, Ольга Иосифовна Лаиль, тоже вспоминает о нем в своей автобиографической книге , как и его жена, Екатерина Дмитриевна Воейкова-Ильина, в дневниках, письмах и воспоминаниях .
Сам Иосиф Сергеевич много писал. В эмиграции выходили его статьи сначала в Харбине в 1920-е годы (он, в частности, работал в эмигрантской газете «Русский голос»), а затем в 1960-е годы в США, в калифорнийской газете «Русская жизнь» и в знаменитом русскоязычном «Новом журнале», да еще в парижской «Русской мысли», которая в 1981 году «с прискорбием извещает о кончине своего долголетнего сотрудника и друга». <...>
РЕЦЕНЗИИ
Виктор Леонидов
Среди всеобщего одичания
Колчак и Деникин, войны и революции, банда, которую называют дивизией, и церковь, построенная декабристами
НГ-ExLibris. 01.06.2017
То, что представители рода Ильиных не были обойдены литературным талантом, хорошо известно. Вспомним хотя бы Наталью Иосифовну Ильину, чьи фельетоны так любил Твардовский и с которой дружили Александр Вертинский и Корней Чуковский. В своих воспоминаниях «Время и судьбы», открывшей для советского читателя мир эмиграции в русском Харбине, она оставила такой портрет своего отца, Иосифа Сергеевича Ильина (1885–1981), офицера царской армии, потом эмигранта: «Невоздержан был этот человек. Только что вырвавшийся из братоубийственной войны, невоздержан в страстях своих. Первые годы харбинской жизни он еще не снимал полувоенной формы - защитного цвета гимнастерки с глухим воротом, подпоясанной ремнем...»
Впоследствии Ильина не раз вспоминала об атмосфере «ущербности, безвыходности, тоски», царствовавшей среди российских изгнанников на китайской земле. Тень отца-белогвардейца, доживавшего свой век в Швейцарии, всегда висела над советской писательницей Ильиной, вернувшейся из Харбина в СССР еще в 1948 году.
И вот сегодня внучка Иосифа Ильина, живущая в Париже неутомимая подвижница русской культуры Вероника Жобер выпустила эту книгу. Диву даешься, как записки эти вообще уцелели в огне революции и Гражданской войны, в бесчисленных переездах по России и Китаю. Еще до Второй мировой Ильин передал их в Русский заграничный архив в Праге, который после 1945 года был перевезен в СССР и ныне хранится на Пироговке, в Государственном архиве РФ. Именно там их нашла и подготовила к изданию Вероника Жобер.
Итак, прежде всего перед нами дневники, написанные ясной русской прозой. Написаны они в «окаянные дни», времена, тьма которых так пугает сегодня. Слишком пугающе похожи порой бывают события прошлого и настоящего: «Дорога шла сначала небольшим леском, потом полями. Необычайно было красиво, когда блеснула стальная гладь Волги. Что за река! Глядя на эту ширь, как-то не верится ни в революцию, ни во все это безобразие. И вот среди этой родной, русской, самой прекрасной в мире природы чувствуешь отчетливо каким-то подсознательным чутьем, что надвигается что-то громовое, неотвратимое, давящее, тяжелое».
Перед нами - большое полотно жизни русского офицера от Первой мировой до приезда в Харбин в начале 1920 года. И везде - четкая, без всяких умолчаний правда о том, что он видел во время скитаний по России, которые привели его сначала к Колчаку, потом в Китай: «Большая комната, скорее зал был наполнен солдатней самого гнусного вида. Солдаты расстегнутые и с хамскими лицами. Курят и плюются. Какой-то докладчик с фронта, чиновник военного времени, говорил с трибуны, почему немцы застали врасплох нашу дивизию и передушили газами. По его мнению, вся вина была на начальстве, которое умышленно решило не предупреждать готовящегося наступления… Мне таки хотелось выступить и сказать, что вся эта банда, которую он называл дивизией, забросила противогазы и на предупреждения офицеров отвечала, что немцы теперь скоро заключат мир».
Вместе с Ильиным мы оказываемся на фронтах Первой мировой в Польше и Галиции, пробираемся сквозь охваченную смутой Россию на Восток, видим непридуманные сцены беспрерывного насилия, расстрелов и грабежей среди всеобщего одичания. На страницах дневников мелькают и известные исторические фигуры - Деникин, Набоков, Унгерн, конечно, Колчак, которым Иосиф Сергеевич просто восхищается. Он не стесняясь пишет о потере достоинства многими офицерами, о том, что большевизм обусловлен прежде всего русской действительностью и не надо обвинять кого-то третьего. Завершаются «Дневники Иосифа Ильина» рассказом о последних днях в России у китайской границы: «Смотрели церковь, построенную руками декабристов, иконы, написанные ими самими, потом дом, где они жили, и их могилы… Вот люди, которые наивно революцией думали принести пользу и спасение России. Спасение от чего, спрашивается. Вот если бы они могли встать из гроба и поглядеть на дело рук своих, на всходы, которые дали зерна, ими брошенные…» Лучше и не скажешь.